Происхождение кровавого навета

Источник: ICCJ

Ави Вульф

Христианский ребенок пропал или найден мертвым. Все упорнее ходят слухи, что виновна в этом соседняя община – странные люди, известные своими демоническими обычаями. Они «явно» похитили ребенка, чтобы сделать с ним нечто ужасное – может быть, даже выкачать из него всю кровь, чтобы выпить ее. Слухи доходят до местных властей, которые арестовывают нескольких членов обвиненной общины и судят их за совершенные преступления, подвергая ужасным пыткам, чтобы выбить из них признание. В это время другие члены общины пытаются остановить разбирательство, пока заключенные не умерли в тюрьме или не осуждены по вымышленным обвинениям.

Все это звучит как несколько заезженный сюжет из сериала «Сумеречная зона» или неудачная политическая аллегория. Но такова была обычная реальность – и постоянный страх – для евреев Европы на протяжении почти тысячи лет, со времен крестовых походов до первых лет после Холокоста. До начала Нового времени кровавый навет был самым мощным и самым опасным из обвинений, падавших на евреев.

Как такое обвинение вообще возникло, не говоря уж о том, как оно получило такое распространение? Как получилось так, что даже образованные и грамотные люди верили в столь нелепую ложь или хотя бы считали подобное возможным? И как евреи могли бороться с этим явлением, если вообще могли?

На эти вопросы пытается ответить Магда Тетер в своей новой книге Blood Libel: On the Trail of an Antisemitic Myth («Кровавый навет: Путь антисемитского мифа»). Тетер, занимающая должность профессора истории и иудаики университета Фордхэм, использует в работе, посвященной кровавым наветам и связанным с ними судебным процессам, множество источников и научной литературы, в том числе самой современной, включая работы историка Р. По Чиа Ся из Университета штата Пенсильвания. Она со всем тщанием реконструирует происхождение кровавого навета и его распространение из Западной Европы через Италию и Германию на восток, в Речь Посполитую.

Тяжелая книга Тетер излагает запутанную историю о том, как юридические понятия вины и невиновности, слепая вера в авторитет хроник и местных традиций и распространение новых технологий превратили идею, противоречащую здравому смыслу и еврейским источникам, в «известный факт».

До XI в. кровавых наветов против евреев не существовало; и даже в этом столетии они встречались редко и были разрозненными. Первое обвинение евреев в убийстве христианских детей, о котором сохранились письменные свидетельства, даже не упоминает крови, и, по словам Тетер, оно привело к возникновению местного культа, но сохранилось только в нескольких упоминаниях в монастырских хрониках и в одном подробном повествовании о «жизни и страстях» [умершего ребенка], составленном в подтверждение его святости. Однако этот пространный нарратив был забыт вплоть до XIX в., когда его вновь нашли и опубликовали.

Это совсем не значит, что против евреев не выдвигались другие обвинения. Говорили, что евреи отравляют колодцы. Говорили, что они мечтают осквернить и уничтожить священную гостию – пресуществленное тело Христово. Но представление о том, что евреи мечтают убивать детей ради того, чтобы использовать их кровь в пасхальных ритуалах, встречалось редко – вплоть до обвинений, прозвучавших в 1475 г. в итальянском городе Трент:

Смерть малыша по имени Симон, тело которого обнаружили в канале под еврейским домом в Тренте в пасхальные дни марта 1475 г., запустила цепочку событий, в конце концов приведших к тому, что папская власть прекратила защищать евреев от кровавых наветов. Необычно длинный и уникально богатый источниками судебный процесс, прошедший после смерти Симона, привел к аресту, пыткам и казни почти всех мужчин из крошечной еврейской общины Трента, а к 1478 г. – крещению всех женщин и детей. Так еврейское присутствие в Тренте прекратилось на несколько столетий.

Евреи быстро сообщили об обнаружении тела мальчика властям, но подозрение пало на них еще быстрее. Хотя «тело было обнаружено полностью одетым; под одеждой, по всей видимости, были раны», пишет Тетер, и эти раны якобы «источали кровь в присутствии евреев, что было сочтено доказательством вины евреев в смерти ребенка». Тот факт, что все подозреваемые решительно отрицали обвинения, пока их не подвергли продолжительным пыткам, решительно ничего не значил.

В вымышленной версии истории, которую мог бы экранизировать Голливуд, борцы за правду в конце концов добились бы поддержки кого нибудь из верховных властей, может быть даже короля или папы, и тот вступился бы и положил конец преступлению. Возможно, злодеи даже были бы наказаны.

Но в Тренте злодеи побеждали вновь и вновь. Сложные средневековые правила юрисдикции позволили князю епископу Трента Иоганну Гиндербаху председательствовать на слушаниях и не дать папе и светским властям вмешаться в процесс, а также добиться, чтобы его версия событий получила широкую известность в культуре и юридических документах.

Вновь и вновь евреи Трента ценой огромных усилий и затрат обращались ко всем, кто, как они считали, мог бы помочь их общине, – и все тщетно. Не только «преступники» были «наказаны», но и усилия Гиндербаха (который, по словам Тетер, проводил «масштабную пиар кампанию») привели к тому, что случившееся не осталось локальным изолированным эпизодом, а превратилось в событие, прогремевшее на весь континент. Трентское дело привело к возникновению «культа маленького Симона (Симонино), породившего обширное документальное, литературное, иконографическое и юридическое наследие. Существование и распространение культа Симона позволило еще сильнее укрепить веру европейских христиан в то, что евреи убивают христианских детей».

Иконы с изображением Симона и картины, живописующие его «мученичество», висели в церквях по всей Европе. После трентского процесса пронесся «шквал подстрекательской литературы и аналогичных обвинений». Евреи Европы страдали от жестоких преследований, которые должны были служить воздаянием за преступление, выдуманное обвинителями.

За воображаемые мучения детей разъяренные соседи требовали многократного воздаяния – принцип «око за око» воспринимался более чем буквально. В одном случае, произошедшем в 1598 году в Речи Посполитой, трех евреев «подвергли пытке водой, в том числе водкой, затем обрили, растягивали на дыбе и сжигали им кожу». Один из них согласился обратиться в христианство «в надежде на пощаду, но когда он понял, что ему все равно предстоит умереть, только христианином, он изменил решение». Через полтора столетия, в 1747 году, в том же королевстве, «восьмерых евреев приговорили к “тяжелейшему и жесточайшему наказанию”, по определению суда включавшему в себя сажание на кол заживо, сдирание кожи, четвертование заживо, а в одном случае даже к вырыванию сердца». Читателю книги Тетер нужна хорошая устойчивость к такого рода страшным рассказам.

Возможно, самое ценное наблюдение Тетер состоит в том, что кровавый навет не был средневековым изобретением. Он возник в раннее Новое время. Большинство процессов, описанных в книге Тетер, происходило начиная с XV в. и позднее, то есть после распространения в Европе печатного станка. Книгопечатание обычно без всякой критики прославляют как инструмент просвещения (даже Просвещения) в Европе, но оно упростило и распространение кровавых наветов.

Неверно будет думать, что кровавые наветы были уделом безграмотных невежд, живших по соседству с евреями, а образованные интеллектуалы им не верили. Иногда действительно не верили, но иногда, как отмечает Тетер, и верили. На самом деле простонародье понимало гораздо больше, чему ему приписывают: христиане, жившие рядом с евреями довольно долго, часто достаточно хорошо знали своих соседей, чтобы понять, какую чепуху говорят обвинители. Но если знание евреев исходит из книг, в которых якобы приводятся факты, это совсем другое дело. Почти как сегодняшний интернет, книги постоянно повторяли друг друга, полагаясь на «исторические свидетельства» в форме некритичного переписывания хроник или историй кровавого навета в изложении гонителей. «Кому должны верить христиане: почтенным христианским ученым», распространяющим ложь, «или евреям и их защитникам? Слухи и предания становились “фактами”, как только попадали в почтенные печатные книги».

И тогда им верили. Юрист XVII в. Гуго Гроций был автором важных сочинений по естественному праву – сочинений, которые послужили основанием для распространения идеи равенства между людьми независимо от религии и культуры, – эти его сочинения известны и по сей день. Может показаться, что такой человек был бы в числе первых, кто отвергнет выдумки кровавого навета, и не в последнюю очередь потому, что на представления Гроция немало повлияли еврейские идеи и тексты, как показал историк Артур Эйфингер. Тем не менее, когда речь шла не о еврейских идеях, а о самих евреях, он заблуждался. Тетер пишет:

Даже такой эрудит, как Гроций, страстный противник пыток, не мог сбрасывать со счетов исторические сочинения, в которых изобиловали примеры «содеянного <…> евреями». И хотя он признавал, что «в Голландии евреев в подобных зверствах не подозревали», он предполагал, что это происходило «либо потому, что с ними обращались мягче и сами они были мягче, либо потому, что они появились здесь недавно и вели себя с осторожностью». Но говоря об историях, содержащихся в исторических хрониках, Гроций добавлял: «Разумеется, не просто так их издавна изгоняли из Нидерландов и из Франции, не говоря уже об Испании, где я признаю, что с ними обошлись несправедливо».

Если весь мир тебя ненавидит, значит, тому есть причина.

Конечно, европейские евреи не просто склонялись перед этими обвинениями. Они всегда были наготове, и каждый раз, когда обвинения возникали, обращались к верховным светским или религиозным властям, которые обычно признавали, что кровавый навет полностью противоречит еврейскому праву и традиции, и помогали освободить узников. Сефарды специально публиковали подробные опровержения кровавого навета и других антисемитских обвинений, и эти тексты послужили для следующих поколений основой, на которую можно было ссылаться.

Христианские ученые, все глубже знакомившиеся с еврейскими источниками и языками, в том числе и те из них, кто в целом был настроен к евреям не очень дружелюбно, в большинстве случаев считали кровавые наветы бессмыслицей, основываясь на результатах собственных штудий. Представители верхушки католической церкви обычно играли положительную роль в ограничении распространения этих идей – хотя, как объясняет Тетер, здесь все не так просто, и иногда у евреев были враги и на самом высшем уровне духовенства.

Иногда усилия евреев давали плоды, и обвиненных освобождали или оправдывали. Иногда помощь приходила слишком поздно, чтобы спасти узников. В конце концов, если верить Тетер, упадку популярности кровавых наветов в Новое время способствовали постепенные изменения в юридических нормах и общих культурных верованиях. Сюда относились все чаще звучавшие возражения против применения пыток для выбивания признания вины, представление о презумпции невиновности, которое отстаивали мыслители эпохи Просвещения во второй половине XVIII века, правовая культура «достойного правления» в ряде регионов, например в Италии, в предшествующие века, а также распространение информации о реальных обычаях современных евреев. Но, несмотря на эти похвальные изменения, вера в этот жуткий миф так никогда и не исчезла полностью.

Если в описании истории кровавого навета в период средневековья и раннего Нового времени Тетер проявляет большую скрупулезность и дотошность, то, освещая кровавый навет XIX–XX вв., она куда более поверхностна. Она подробно объясняет, как навет по ряду причин сохранился среди католиков и угас среди протестантов, но почти никак не комментирует, почему он распространился среди православных, населявших Российскую империю, или какую роль сыграли в этом модерное светское образование и литературная культура. Хотя она намекает на некий механизм, вызвавший распространение кровавого навета, – тенденцию полагаться на более древние источники и предвзятость в сочетании с авторитетом письменного слова и переписыванием предшествующих текстов, «доказывавших» реальность кровавого навета, – было бы лучше, если бы Тетер глубже занялась анализом этого явления. В конце концов, если кровавые наветы того периода, которому посвящена большая часть книги, приводили к судебным процессам, то кровавые наветы Нового времени приводили к погромам и Холокосту.

Уроки, которые можно извлечь из книги Тетер, отрезвляют и даже погружают в тоску. Все самые подробные и самые ученые опровержения в мире не мешали даже «образованным» и «просвещенным» людям верить или по крайней мере быть готовыми поверить, что чудовищные фантазии могут оказаться правдой – так, «Протоколы сионских мудрецов», которые исследователь Норман Кон назвал «ордером на геноцид», продаются до сих пор, хотя уже давно доказано, что это подделка.

По крайней мере один крупный еврейский деятель Новейшего времени осознавал эту динамику и трагическую реальность, которую она создает, – им был лидер сионистов ревизионистов Владимир Жаботинский.

Вопреки еврейскому подходу, столь тщательно зафиксированному Тетер – защиты и апелляции к «разумному» сегменту нееврейского населения, – Жаботинский считал, что такого рода усилия не просто бесцельны, но и недостойны гордого народа, который должен видеть себя равным другим народам. В статье, написанной во время одного из последних формальных процессов, связанных с кровавым наветом, – печально известным арестом и судом над Менделем Бейлисом, проходившим в Российской империи в 1911–1913 гг., он утверждал:

И толпа этих доводов не слушает, и никто в толпе с ними не считается. На перечень оправдательных приговоров отвечают: жиды подкупили суд. На перечень текстов, запрещающих употребление крови, отвечают: значит, есть еще один текст, который разрешает, и его то вы нам не хотите процитировать. Вся аргументация пропадает даром, как вода в дырявой бочке…

Доколе? Скажите, друзья мои, неужели вам эта канитель еще не надоела? И не время ли, в ответ на все эти и на все будущие обвинения, попреки, заподозривания, оговоры и доносы, просто скрестить руки на груди и громко, отчетливо, холодно и спокойно, в качестве единственного аргумента, который понятен и доступен этой публике, заявить: убирайтесь вы все к черту? Кто мы такие, чтобы пред ними оправдываться, кто они такие, чтобы нас допрашивать? Какой смысл во всей этой комедии суда над целым народом, где приговор заранее известен? С какой радости нам по доброй воле участвовать в этой комедии, освящать гнусную процедуру издевательства нашими защитительными речами? Наша защита бесполезна и безнадежна, враги не поверят, равнодушные не вслушаются. Апологии отжили свой век .

Сионизм для Жаботинского означал не «уничтожение» антисемитизма, а противостояние ему. Как сформулировал израильский сатирик Эфраим Кишон, смысл существования Израиля состоит не в том, чтобы покончить с антисемитизмом, а в том, чтобы послать антисемитов топиться в озере.

Государство Израиль действительно служит сегодня убежищем и источником поддержки и гордости для евреев всего мира; не просто так евреи всего мира самым активным образом поддержали Израиль, когда тот продемонстрировал еврейскую мощь в начале Шестидневной войны, – поддержали даже те, кто собирался оставаться в диаспоре. И тем не менее очень мало можно сделать, чтобы остановить распространение зловредных суеверий, возникающих за пределами еврейского государства, – можно лишь противостоять им, как только они появляются на поверхности.

А они еще как появляются. Вера в кровавый навет или его разновидности не исчезла; просто она по большей части переместилась с евреев как народа на еврейское государство, которое сейчас регулярно и клеветнически обвиняют, например, в том, что оно крадет органы у палестинцев или хоронит палестинцев заживо. Эти обвинения звучат отовсюду – от руководства Палестинской автономии до общинных газет Торонто. Каноническая версия тоже никуда не делась: один египетский ученый недавно заявил по телевидению, что ортодоксальные евреи используют кровь для выпечки мацы. А совсем недавно евреев в разных странах обвинили в том, что они разработали и распространили коронавирус.

Так что задача отражать навет, а не склоняться перед ним, все еще стоит. Она не решена и, вероятно, никогда не будет решена, и самое большее, на что можно надеяться, – это локальные и временные победы истины. Но от этого задача не становится менее важной; в конце концов, это вопрос жизни и смерти.

примечания редактора

Впервые опубликовано: Лехаим № 12 (344), М., 2020 (пер. Л.Черниной)